Речь идет не о том случае, когда текст передает какую-то тайную доктрину, открывающуюся в нем при знании ключа (с точки зрения иносказания такой вообще неинтересен, потому что никак принципиально с этим явлением не связан), а о том, когда важным становится свойство сказания скрывать иносказание, одновременно, впрочем, выдавая его присутствие. Герметично то сказание, которое не позволяет [...]
Аномальный стиль Платонова, несомненно, заключает в себе и другую ориентацию. Она выражена была однажды с той достаточной авторской прямотой, которая отличает "первичный текст" писателя: "Федор Федорович говорил, как многие русские люди: иносказательно, но - точно. Фразы его, если их записать, были бы краткими и бессвязными: дело в том, чтобы понимать Федора Федоровича, надо глядеть ему [...]
О символе можно говорить очень много, давая самые разные определения, ссылаясь на авторитеты и традиции. Но есть лишь один аспект, который действительно представляет интерес, а точнее, является минимально необходимым при избранной постановке проблемы. Символ в своей семантической объемности менее определен, чем другое слово или образ.
Платоновское творчество служит постижению Тайны, как и символистское; оно часто ориентируется на те же "мифологемы", что и символистское (взять, к примеру, Софию). Поиск свободы, своеобразный анархизм становятся для символистов и для Платонова важнейшим условием творчества. Если же говорить конкретно о художественной гносеологии Блока и Платонова, между ними найдется еще одна, пожалуй, наиболее важная связь - [...]
Без учета опыта символистов вся последующая литературная жизнь, и платоновская в частности, вряд ли представима. Покажется странным, но, несмотря на целый ряд бросающихся в глаза несогласий, в определенном отношении творчество Платонова стало самой плодотворной реализацией заданных ими тенденций.
На обсуждении рассказа "Среди животных и растений" для журнала "Люди железнодорожной державы" В. Шкловский высказал следующее мнение о чтении Платонова:
Шкловский. Когда я читал, я попытался равнять текст. Что получается. Если говорить совершенно литературно, получается такая вещь, в которую впадает Андрей и впадает Всеволод (Иванов). Она состоит в том, что рассказ дает такие мелкие изменения обычных [...]
"Иносказание" представляет особый интерес, если рассматривается не только как локальный прием или фигура, а как субстанциональное качество, имеющее прямое отношение к бытованию произведения искусства вообще. Когда мы вслушиваемся во "внутреннюю форму" слова, в его семантике обнажаются два взаимосвязанных плана.
Всякая попытка определить место Платонова в истории литературы почти неизбежно оборачивается неудачей. Найденное решение каждый раз требует множества оговорок и в конце концов тонет в них, заставляя возвращаться к тривиальному и неодолимому: Платонов аномален, уникален, вне- или почти внеэстетичен.
